«Снимал одежду и ложился на меня» — жительница Кокшетау рассказала о домогательствах
К корреспонденту BaigeNews.kz обратилась 20-летняя жительница Кокшетау Марина (имя изменено). Она рассказала о домогательствах со стороны приёмного отца в течение восьми лет.
Примечательно, что он трудится в школе, то есть рядом с детьми. Но у мужчины своё мнение на этот счёт. Почему в Казахстане такую категорию уголовных дел считают трудной? Какие последствия для психики ощущают на себе спустя годы жертвы преступлений? И почему педофилия набирает грозные масштабы? Корреспондент BaigeNews.kz записал мнения экспертов.
«Он говорил, что это секрет»
Марина (имя изменено) рассказала, что до четырёх лет жила в детском доме города Степногорска, а потом её удочерила семья из села.
«Маме тогда было 35, папе слегка за сорок. Своих детей у них не было. Поначалу относились очень хорошо. Впрочем, о маме не могу сказать ничего плохого, она была строгой, но любила меня, как своё дитя. Порой ругала, бывало, даже била, но – за дело», – вспоминает девушка.
Не так хорошо складывались отношения с приёмным отцом. По словам Марины (имя изменено), он любил выпить.
«Бил, закрывал, бывало, в тёмном помещении, в вагончике зимой. На людях паинька, а домой приходит – тиран. Маме нельзя было ни с подругами посидеть, никого в гости позвать. Она за это очень сильно получала. Полицию мама вызвала всего единожды, ей тогда сказали, что меня заберут. Больше она к участковому не обращалась», – с ужасом вспоминает собеседница.
Но самое страшное – со временем, по словам девушки, мужчина стал домогаться приёмной дочки.
«Когда перестал пить, начал таким заниматься. Не насиловал, но совершал развратные действия. В первый раз, мне тогда было семь лет, он заставил меня раздеться и потом трогал. А во все другие разы уже заставлял меня раздеваться и ложиться на диван. Потом снимал одежду с себя, ложился на меня и водил гениталиями по телу. Непосредственно насилия не было», – повторила Марина.
По словам героини, такие взрослые манипуляции отец проделывал с ней регулярно, при этом наказывал дочери держать от мамы втайне.
«Это бывало и каждый день, и по два-три раза в неделю. Лет до 11 я, скорее всего, не понимала, что со мной делают. Когда я стала старше, старалась ускользнуть из дома, поэтому «это» случалось реже, по два-три раза в месяц. Он говорил, что это секрет, а взамен обещал своё, так сказать, покровительство – посуду за меня вымыть, дом убрать. Или, например, скрыть от мамы мою плохую оценку. Когда я не позволяла что-то с собой сделать, мог жёстко наказать. Но молчала я ещё и потому, что боялась за маму. Если она узнала, не потерпела бы. А он бы её избил. Он бил так, что она не раз пыталась свести счёты с жизнью. Я, ребёнок, её останавливала. Вся деревня об этом знала», – пояснила молодая женщина.
Впрочем, пару раз девочка делала над собой усилие, но так и не решилась на страшное признание маме.
«Кто поверит девочке с плохими генами?»
Рассказывала ли Марина (имя изменено) об утехах приёмного отца хоть кому-нибудь?
«Как-то рассказала тёте, сестре мамы. Тогда она посоветовала мне потерпеть. Мол, 9 класс окончишь – и уезжай отсюда. Я последовала её совету. Но есть ещё один момент: на мне, как на ребёнке из детдома, было эдакое клеймо. Не каждый поверит девочке с «плохими генами». В моём детстве был ещё один нехороший эпизод: как-то родной брат мамы пришёл ночью пьяный и завалился ко мне в кровать, начал стягивать бельё. Я закричала, вышла бабушка. Об этом я не побоялась сказать маме, она учинила с дядей разборки. И теперь, когда я решилась придать историю с отцом огласке, сестра мамы, как и сам отец, говорят, что я полсела обвиняю в домогательствах. Мол, такая раскрасавица, все меня хотят», – разводит руками девушка.
Подросток трижды сбегала из дома, в последний раз возвращали с полицией:
«Я же сказала тогда, что от него убегала. А толку, не стал никто разбираться».
Несколько месяцев назад девушка, с её слов, узнала, что приёмный отец также приставал к её подругам.
«У меня были две подружки, одна из них ещё в школе перестала со мной общаться. Я не знала, почему. Год назад она мне рассказала, что он её тоже трогал везде, ей было неприятно, и она решила не дружить со мной. Вторая подруга призналась, что однажды, когда она пригнала мне коров, отец полез к ней целоваться, повалил её, и она едва убежала. Спустя несколько лет она рассказала эту историю своей маме. Но та сказала ей, мол, ничего плохого с тобой не случилось, поэтому молчи и не лезь туда. Эта переписка у меня сохранилась», – отметила героиня.
Порочная связь с отцом прервалась, когда дочь уехала в город учиться. Ей тогда было 15 лет. В семнадцать она по большой любви и, пожалуй, желая поскорей перестать зависеть от родительского дома, вышла замуж. В селе девушка старалась не появляться.
Почему Марина решилась рассказать об этом сейчас?
«Во-первых, он работает в школе – летом сторожем, зимой – кочегаром. То есть рядом с детьми. Если что-то случится, буду себя винить. Во-вторых, я последовала совету тёти и постаралась обо всём забыть. Но прошлое преследует меня. Я до сих пор не могу раздеваться при супруге. Мне часто не по себе от его прикосновений – мерзко, как будто это отец трогает. Хотя мужа очень люблю! Однажды он забрал моего сына у бабушки, я очень испугалась, что он сделает что-то подобное с ребёнком. Похоже, тревога и страхи будут со мной всю жизнь. Я думаю, будет несправедливо, если он не понесёт никакого наказания», – призналась молодая женщина.
В управлении образования Акмолинской области подтвердили: мужчина действительно, работает в сельской школе кочегаром. Его нанимают на работу временно – с сентября по май. До настоящего времени тревожных сигналов оттуда не поступало, отметили в ведомстве.
Между тем, сам гражданин мужчина все обвинения в свой адрес категорически отрицает. По его мнению, приёмная дочь всё придумала из-за денег.
«Конечно, никаких подобных действий я не совершал. Чего она выдумывает?! Ерунду несёт! Мы с женой без детей прожили, на старости лет взяли, ей тогда шёл пятый годик. Пылинки сдували, относились лучше всех, она ни в чём не нуждалась. После смерти супруги началось – то деньги, то дом надо чтобы я продал. Сейчас хочет продавать свою долю, всё это она затеяла ради денег. Меня вызывали сотрудники, я написал, рассказал. Возможно, что-то такое в той, первой семье было», – предположил он.
Кстати, по словам Марины (имя изменено), отец когда-то сожительствовал со своей падчерицей.
«Это много лет назад, наверное, было. Я так сильно подробности и не знаю. Мы жили без отца, я с матерью с шести лет жил, мы в Россию уехали», – уклончиво отметил мужчина.
«В Казахстане не могут расследовать такие дела» – юрист
Тем не менее около месяца назад его приёмная дочь обратилась в прокуратуру Акмолинской области.
По информации пресс-службы облдепартамента полиции, начато досудебное расследование по части 2 статьи 124 (развращение малолетних, совершённое родителем, отчимом, мачехой, педагогом либо иным лицом, на которое законом возложены обязанности по воспитанию). В случае, если вину приёмного отца Марины (имя изменено) докажут, ему грозит от десяти до пятнадцати лет тюрьмы.
«В настоящее время проводится ряд следственных действий, направленных на обеспечение полноты объективного рассмотрения дела, приведённых доводов потерпевшей. По результатам будет принято окончательное процессуальное решение», – дополнили в пресс-службе ведомства.
Отметим, срока давности в такого рода преступлениях нет.
Но сама девушка настроена скептически.
«Мне сказали, что до суда дело, скорее всего, не дойдёт. Мол, неделю наблюдали за отцом – он тихий, ковыряется в кочегарке, потом домой и спать. Он, действительно, на людях тихоня, трудно поверить, что способен на такое. Ещё сказали мне: дайте вещи, где остался его биологический материал. Конечно же, у меня таких доказательств, спустя годы, нет. Диван дома в деревне стоит, там много этого его биологического материала. Переписка с подругой, опять же, есть. Но, я так поняла, этого недостаточно», – рассуждает собеседница.
Девушку бесплатно поддерживает юристконсульт из Кокшетау Азамат Абишев. Имея за плечами опыт работы следователем, он даёт ей советы, но и сам в победу особо не верит. События имели место далеко не вчера, что очень усложняет дело.
«Я изучал практику в период независимого Казахстана. Каждый год в среднем по стране поступает по восемьсот заявлений о педофилии. За тридцать лет – примерно 24 тысячи. Из них только 800 подобных преступлений имели в финале уголовную ответственность. В большинстве историй происходит инцест, то есть преступление внутри семьи. И их часто стараются замолчать, замять, потому что боятся осуждения, ұят. С другой стороны, матери жертв или сами жертвы, если они постарше и принимают решение сами, не хотят, чтобы в будущем их супруги узнали, считая случившееся позором, пятном на своей чести. Поэтому такие, латентные, дела тяжело расследовать. Ещё и потому что у нас правоохранительные органы, надо признать, не умеют расследовать такую категорию дел», – считает юрист.
«Без спермы будет жуткая нервотрёпка» – правозащитник
Марина (имя изменено) написала в общественный фонд #НеМолчиkz. Его руководитель Дина Тансари также уверена, что шансов доказать вину приёмного отца у девушки практически нет.
«Это самая отвратительная категория дел, которые сложно доказывать, – констатирует правозащитница. – У нас в Казахстане вообще не умеют такие дела раскрывать. Во-первых, нет чётких алгоритмов действий, кроме как взять сперму, разрывы зафиксировать… Поэтому единственный выход – психологические экспертизы. У нас обычно проходят как минимум три экспертизы – психологическую, психолого-криминалистическую, потом ещё на комплексную отправляют. И когда на комплексной экспертизе уже подтверждается, что она, то есть предполагаемая жертва преступления, не лжёт, что у неё посттравматический синдром и всё такое, даже тогда надежда минимальна. Кстати, здесь в качестве косвенных доказательств ещё могут принять информацию со стороны подруги. Но опять же суд его не примет, потому что практически вся система в суде построена на том, что должны быть обязательно сперма, разрывы. Это будет жуткая нервотрёпка, и девочка ничего не докажет».
Для сравнения Дина Тансари привела другую историю.
«Понимаете, она пройдёт все эти экспертизы, а он нет. У нас сейчас точно такое же делали в Таразе – там двоих девочек домогался, развращал, насиловал морально. Доказать мы не можем. Экспертиза показывает, что дети не лгут. Независимая экспертиза вообще выдала нечто уникальное – что они даже одинаково травмированы. Девочки должны были независимо друг от друга придумать сказку. И 16-летняя, и 10-летняя придумали похожую сказку: и та, и другая – принцессы, спасаются из башни от злодея. Можно было придумать про кого угодно, но они вот так. То есть в подсознании у детей одинаковый страх. Но это опять же никто не учитывает. А ему провели просто экспертизу, склонен ли он к педофилии. Хотя у нас нигде чётко не прописано, кого можно считать педофилами. Но зачем-то проводят эту экспертизу. Она ничего не подтверждает – и дело закрывают. Здесь будет такая же ситуация», – уверена руководитель фонда.
Жертвы проигрывают, даже имея аудиозаписи или фотографии, доказывающие факт домогательств. 12-летняя девочка рассказала, что с шести до 12 лет родной дедушка заставлял её фотографировать свои интимные органы. В суде, по словам собеседницы, удалось доказать только факт развращения малолетней, а насильственные действия сексуального характера – нет. Опять-таки потому, что нет спермы.
Тансари подчеркнула: все звенья в цепи разбирательств по такого рода уголовным делам безнадёжно устарели.
«Уровень экспертиз, которые сейчас у наших государственных экспертов, методики, по которым проводят экспертизы, суды, на что они опираются, – всё это всё из прошлого века тянется, с 50-60 годов. Просто уже стыдно по этим методикам работать в век киберпреступлений. В век, когда детей заставляют показывать половые органы, развращают через интернет, у нас до сих пор не придумали, как раскрывать такие преступления», – эмоционально высказалась правозащитница.
Ещё один мощный тормоз – коррупция. Как итог – социальная проблема в Казахстане приобретает катастрофические масштабы. В заключение собеседница отметила, что подобные трагедии часто сопровождаются физическим насилием в семье. Нередко это люди с алкогольной, наркотической зависимостью. И часто женщины, матери, будучи забитыми и запуганными, сообщать о таких преступлениях в семье просто-напросто боятся. История нашей героини, если она имела место быть, – яркое тому подтверждение.
«Не притрагивайся к моему телу, даже если я люблю тебя» – психолог
Героиня призналась, что эхо отцовских игр и сегодня тревожно отзывается в её судьбе. Мешает гармоничным отношениям с мужем, мешает любить и уважать себя. Психологически ориентированный психолог Гульжан Амангельдинова (г. Алматы) рассказала о последствиях таких травм:
«Там очень много травм, особенно когда ребёнок не может найти защиту, рассказать кому-то о несчастье. Чувствуя, что его понимают, и он в безопасности. Но чаще всего жертвы педофилии остаются именно безмолвными. Даже если сказали – им не поверили. Это дополнительный удар. Ребёнок, особенно девочка, растёт, не понимая и не принимая свою сексуальность, своё тело. Может ощущать его грязным, ненужным, неважным, непривлекательным. И как следствие травмы – может появиться лишний вес. «Если я не буду привлекательной, никто не будет ко мне прикасаться». Далее, когда выходят замуж, это каждый раз «Не притрагивайся к моему телу, даже если я люблю тебя. Я не могу расслабиться, потому что мой первый сексуальный опыт был отвратительный, непонятный, слишком ранний».
Очень вероятное последствие – утрата доверия к людям. Создание семьи, рождение ребёнка всегда сопровождается сложностями.
«Очень часто меняется ориентация. Бывает, что насилие продолжается как повторяющееся, в бессознательной надежде, что «меня кто-то спасёт». При рождении детей такие люди могут стать гиперопекающими. Может развиться обсессивно-компульсивное расстройство – когда нежелательные, навязчивые мысли, побуждения или образы. Они вызывает дискомфорт, тревожность. Или может развиться даже шизофрения. Всё зависит от того, в каких условиях ребёнок вырос, насколько его психика сильна, чтобы выдержать такой удар. В любом случае она будет страдать, а человек – по-своему переживать и придумывать защитные психологические механизмы, чтобы внутренних страх, тревогу, ужас контролировать. Это может быть и зависимость. Если психика сильнее, будет искать психологическую помощь. И это самый созидательный путь», – заключила Г. Амангельдинова.